Я именно такой, каким выгляжу, если приглядеться (с)
Я обещал подарок на свой день рождения (что стало уже традицией, похоже), и вот, наконец, набрал и выкладываю.
Танго Размытые туманом огни отражаются в глянце черных речных волн – стройные ряды охраняют гранит набережных, рвутся в небо, заменяя скрытые звезды, огни высоток и подъемных кранов на другом берегу, изящные гирлянды дугами брошены через реку – мосты.
Туман клубится у ног, смазывает перспективу, делает город похожим на влажную акварель, скрадывая и без того тусклые ночью краски середины осени.
Я не тороплюсь. Сейчас, когда после нескольких недель неустроенности и спешки, в моей жизни появилось странное подобие размеренности, мне доставляет удовольствие возвращаться ночами по разным мостам, изучая и сравнивая их строгую грацию. Этим, например, я иду уже в третий раз, почти на час отодвигая возвращение в пустую квартиру, к ровному свечению монитора и тихому ворчанию винтов моего домашнего монстра. Работа до рассвета, часовая пробежка, чтобы размять затекшие мышцы, потом пара часов сна…
В самые темные часы ночи улицы пусты, и город не похож на себя, обретает некое несуществующее измерение. Измерение «Если бы». И нам обоим приятны эти неспешные молчаливые прогулки на двоих.
Облокотившись на витиеватую кованую ограду, я вдыхаю запах влажного ночного воздуха и речной воды, позволяя мыслям течь, как вздумается…
Дробный, сбивающийся перестук каблуков возникает из сгустившегося тумана в двух шагах от меня, и я едва успеваю обернуться на звук, когда она останавливает свой стремительный бег, неожиданно для себя оказавшись в моих нечаянных объятиях.
Растерялась. Не поднимая головы, пытается успокоить дыхание и сообразить, что происходит. Глубоко, быстро и почти бесшумно дышит, поводит узкими плечами, а я, склонив голову, с интересом рассматриваю глянец крупных каштановых завитков ее волос на фоне своего черного пальто.
Для чего она так спешила к ограде, отделяющей тусклое зеркало моста от нескольких секунд полета к ледяной воде?
Шаг назад и гордо вскинутая голова. Непримиримый высокий лоб с властным разлетом бровей, синева глаз пришторена влажным бархатом ресниц. Вздрагивают тонкие ноздри, надменно усмехаются плотно сомкнутые губы, нежный подбородок все еще вздрагивает. Одно их тех лиц, чью яркую красоту не портят даже самые яростные слезы – а они, жгучие, как кислота, снова готовы вскипеть и пролиться на скульптурные скулы, и глаза смотрят мимо меня – куда-то над моим правым плечом.
Узкая ладонь сжимает у горла поднятый воротник распахнутого плаща, комкая облако темно-синего газа, обнимающего хрупкие и сильные плечи.
После недолгого колебания – по-польски:
- Сигарету, пани?
Глаза вспыхивают интересом. Хорошо. Теперь она рассматривает меня, а не ленивые речные волны.
- О, пан поляк? Благодарю, – с царственным кивком извлекает из пачки «Голуаз», что требует некоторой ловкости и немалого опыта при наличии таких вот длинных посеребренных ногтей.
Я только неопределенно киваю, поднося огонек зажигалки к ее сигарете. Подбородок не опускается ни на дюйм, и взгляд – прямо в глаза.
«Только истинная аристократка может так небрежно и терпеливо ждать», - вспоминается мне.
Узкая темно-синяя туфелька опирается носком о завиток ограды, открывая взгляду безупречно стройную лодыжку и высокий подъем стопы, затянутые в черное.
Молчу. Сочувственно затягиваюсь.
Наконец ворох локонов вздрагивает, покоренный узкой ладонью, она глубоко вздыхает, и звучно произносит по-польски:
- Меня… оскорбили.
Я не вслушиваюсь в ее гневный монолог, забавляясь лишь пришепетывающими звуками этого почти игрушечного языка, который кажется гораздо уместнее в этом элегантном и каком-то ненастоящем городке-сувенире, чем в Варшаве или Лодзи-Фабричной, откуда она родом.
Не слишком заурядная фамилия – явно родом из шляхты, но ее происхождение так же мало меня интересует, как ее вопросительный взгляд, и в этот раз я не представляюсь.
Мы выкуриваем еще по одной сигарете, и я не провожаю ее до дома – только с минуту смотрю вслед, наблюдая, как струится вокруг уверенно ступающих лодыжек свинцово-синий край платья. Плащ, спадающий со свободно расправленных плеч, напоминает серые усталые крылья.
Сворачивая в переулок, она не оглядывается.
***
Днем этот мост – один из самых оживленных и шумных, но сейчас торговля заканчивается, остались лишь отголоски того, что творилось здесь два часа назад. Спешная распродажа остатков сувениров, фруктов и пряностей, пустые лотки, ящики… Еще час – и мост будет чисто выметен и станет пешеходным.
Суетливая и громогласная толкотня рынков никогда особенно меня не привлекала, но именно эти моменты перехода из одного состояния в другое мне чем-то импонируют.
Перешагивая через опрокинутые и смятые коробки, обходя сомнительного вида лужи, улыбаясь припозднившимся торговкам, я приближаюсь к самой высокой точке моста – и на мгновение останавливаюсь, словно споткнувшись. Не от неожиданности, само собой – я ждал этой встречи уже несколько дней, но не знал, где и когда она произойдет.
Подходя к тебе, я замедляю и замедляю шаг, пока не останавливаюсь рядом. Мне нет необходимости класть руку тебе на плечо, тебе нет нужды оборачиваться.
Я молча наблюдаю, как ветер треплет легкие светлые пряди надо лбом, расправляя едва заметные завитки и бросая на глаза тревожно скачущие тени, и думаю о том, что и вправду успел забыть твой прямой спокойный взгляд и тень улыбки на бледных губах.
Ты молча протягиваешь открытую пачку, я подношу тебе зажигалку. Спустя минуту ты отпускаешь недокуренную сигарету в недолгий полет к воде и, не глядя, пропускаешь между пальцев длинную прядь моих волос.
Я легко накрываю ладонью сильные пальцы, лежащие на бетоне ограждения.
- Ты здесь по делу? – «Или из-за меня?», будто продолжение прерванного разговора.
- По делам. В основном, - педантично уточняешь ты, а в зрачках разлетаются смехом солнечные бабочки. – Если быть точным, этими делами я мог заниматься еще в трех городах. Как минимум.
«Я тоже скучал», - молчу я. Чуть заметно е движение век: «Да».
Почти семь лет. И мы оба рады встрече.
На прощание я сжимаю твою ладонь и чувствую ответное пожатие – как успокоенный вздох вернувшегося домой после долгой и трудной дороги.
Расходимся мы молча.
***
Даже уютно свернувшись в кресле, так, что узкие ступни почти скрыты складками длинной юбки, она сохраняет невозмутимую стать и достоинство.
Колдуя над джезвой, я наблюдаю за тем, как она изучает обстановку этой квартиры-студии, столь явно рассчитанной на одного, что менее уверенная в себе женщина уже смутилась бы. Но она не пытается принять нарочито хозяйский вид, как большинство дам ее возраста, оказавшихся в такой ситуации – просто осматривается с благосклонным интересом, как монархиня, наносящая визит вежливости. Бледные кисти покоятся на коленях, волосы непринужденно рассыпаны по плечам, брови чуть приподняты, будто вопросительно – и я ловлю себя на мысли, что задавать ей вопрос «что ты здесь делаешь?» было бы столь же неуместно, как предположить, что она следила за мной, чтобы выяснить, где я живу. Впрочем, последнее она подтверждает столь невозмутимым кивком, что остается только восхититься ее самообладанием.
Все же у меня хватает нахальства и любопытства подавая ей чашку с кофе, склониться к самому ее лицу, и глядя в абсолютно спокойные глаза спросить хрипловатым шепотом, так обескураживающим женщин:
- Зачем?
На этот вопрос она отвечает столь подробно и увлекательно, что кофе успевает остыть. Милостиво ожидая новой чашки, она без труда доказывает, что обнаженной, непринужденно устроившейся на тахте, она выглядит не менее царственно.
***
Не открывая глаз, медленно перебираю невесомые густые пряди твоих волос. Я знаю, что в вечерних сумерках они отливают темным золотом. Я помню, как ты щуришь глаза, прикуривая, и что моя ладонь выглядит грубой на фоне твоей нереально светлой кожи, и что раньше волосы были короче, и незаметно было, что они чуть вьются.
Нет нужды спрашивать – достаточно того, что твои пальцы чуть задержались на едва заметном шраме на моем плече. Да, раньше его не было.
Нет сил открыть глаза, подняться – даже заговорить. Весь мир ощущений сузился до наших соприкасающихся тел и наполнился сумеречным покоем и чем-то, чему ни в одном языке нет названия.
Твой голос, как всегда в такие моменты, кажется чуть смущенным, а язык, на котором мы говорим, добавляет ему хрипотцы.
- Не найдешь мне чего-нибудь попить?
Ну да, как я мог забыть.
- Выпить? – переспрашиваю я, воскрешая в твоей памяти наши прежние диалоги, и ты счастливо и беззвучно смеешься мне в плечо…
«Как мне тебя не хватало», - в который раз за день молчу я, и в твоем дыхании слышу ответ.
Поднявшись, направляюсь за томатным соком, не затрудняя себя поисками наспех сброшенной одежды и чувствуя тепло твоего взгляда всем телом.
Когда я наконец, отыскиваю в недрах холодильника заветную коробку – что занимает некоторое время, если учесть, что сам я эту гадость не пью, но всегда почему-то покупаю, ты уже сидишь, скрестив ноги, и пытаешься высмотреть в ворохе одежды на полу свою рубашку.
Устроившись рядом с кроватью, я зачарованно наблюдаю, как ты нетерпеливо припадаешь губами к солоноватой влаге, и губы окрашиваются алым.
- Вампир, - смеюсь я, и ты отвечаешь довольной лукавой улыбкой и поцелуем, явственно отдающим кровью. Провожу пальцами по напряженной спине:
- Шуточки, да? – и рывком прижимаю тебя к разворошенной постели, но ты без труда – хотя и с явно различимым сожалением выскальзываешь из объятий.
Опираясь на согнутую руку, наблюдаю за тем, как ты одеваешься. В молчании отчетливо слышится разочарование.
- Уже почти опоздал, - говоришь ты, мыслями уже не здесь, но в брошенном на меня взгляде – вопрос и ожидание.
Оказавшись рядом, я мимолетно целую тебя, обняв за плечи. Щека касается щеки, твои пальцы зарываются в мою спутанную шевелюру, и эти мгновения кажутся почти бесконечными по сравнению с той четвертью часа, которая осталась на то, чтобы вместе выпить кофе прежде, чем ты исчезнешь. Во взглядах, которыми мы обменяемся на прощание, будет только одно:
«Я знаю».
«Я тоже».
И еще благодарность.
Потому что об остальном нет смысла даже молчать.
***
Лежа на ковре и лениво потягивая глинтвейн, я забавляюсь тем, что наблюдаю, как она тщательно подкрашивает губы, стоя перед зеркалом в чулках и остроносых вечерних туфлях на каблуке. Я уже знаю, что в вечерний наряд – весьма экономного и экстравагантного покроя – она облачится в последнюю очередь. Чего в этом больше – эпатажа, соблазнения или желания любой ценой прибавить себе роста, вполне понятном при ее миниатюрности – меня не интересует. Я просто с удовольствием любуюсь ее уверенными движениями, свободной и непринужденной позой, очертаниями компактного и необыкновенно женственного тела.
…Интересно, ее не смущает собственная безупречность?..
- Ты идешь? – тоном утверждения произносит она, проводя по волосам вынутой из сумки щеткой.
Встав, я отвешиваю ей ироничный поклон:
- Дорогая, разве я могу нарушить свои обещания после того, как ты столь безукоризненно выполнила свои? – И глубокомысленно оглядываю только что покинутый ковер.
Она улыбается с чувством превосходства, явно не уловив ни намека, ни цитаты.
Салон наполняет слишком тяжелый запах духов. Она не возражает, когда я закуриваю – возможно, в благодарность за молчаливое признание ее права вести собственную машину.
Когда темнота сменяется неярким сиянием огней пригородного поселка «не для среднего класса» и автомобиль резко и точно тормозит напротив крыльца, я с безукоризненной и чуть преувеличенной услужливостью распахиваю перед ней тускло блеснувшую дверцу. На брусчатку уверенно ступает сначала остроносая туфелька, затем проливается мерцающая мгла края вечернего платья, вряд ли уместного для дружеской вечеринки в загородном доме на ком-то, кроме нее.
Не глядя сбросив на мои руки длинный плащ, она предстает во всей красе, твердо и грациозно вышагивая по вымощенной дорожке к ступеням. Длинные концы шарфа развеваются за спиной.
Не глядя швырнув плащ на сиденье и захлопнув дверцу, я выжидаю, с насмешливой улыбкой облокотившись на капот, наблюдаю, как она почти незаметно замедляет шаг, и не двигаюсь, пока в растерянности шаги не замирают окончательно. После этого в несколько неспешных шагов догоняю и предлагаю руку – в конце концов, я здесь по ее просьбе и своему обещанию ее сопровождать.
В распахнутые двери мы вплываем респектабельной и блестящей парой.
Меня чинно знакомят с полагающимся по статусу ее спутнику количеством оценивающих взглядов и смущенно-встревоженных улыбок, предлагают неплохого шампанского, и до поры оставляют в покое, но я всей кожей чувствую атмосферу возбужденного и тревожного ожидания, наполнившую дом с ее – или моим? – появлением. Везде, где не мелькает ее надменно вскинутая голова, увенчанная замысловатой диадемой, и не слышится ее бархатистый и уверенный глубокий голос, царят заинтересованные взгляды, понимающие кивки и осторожные разговоры вполголоса.
Кажется, я заражаюсь настроем собравшихся – ожидание заставляет почти бессознательно напрячься при внешней ленивой расслабленности. Со стороны, вероятно, похоже, что я ничем не интересуюсь так, как содержимым собственного бокала, и явно не собираюсь в течение всего вечера покидать удобного кресла.
Неуловимое, невесомое предчувствие вдруг перерастает в уверенность, и я точно знаю, кого увижу в дверях, когда все лица обратятся ко входу и ожидание развязки достигнет апогея.
Ты входишь, со смехом стряхивая с серого полупальто капли начавшегося снаружи дождя, пожимая руки знакомым и любезно кивая дамам. Тебе искренне и неподдельно рады – ты всегда умел расположить к себе, но оживление собравшихся сходит на нет, сменяясь ядовитыми шепотками, когда она оказывается рядом со мной и неторопливо ведет меня к тебе с улыбкой светской львицы и холодным злым блеском в глазах.
Ее голос отчетливо звучит в напряженной тишине, представляя нас друг другу нашими теперешними именами. Кажется те, что стоят ближе, даже дыхание затаили в ожидании скандала, и где им заметить, что даже небрежно целуя ее милостиво протянутую руку, ты продолжаешь смотреть мне в глаза. Лишь когда наше рукопожатие – и молчание – слишком затягиваются, кто-то из нас произносит вежливые и ничего не значащие слова о приятном знакомстве, и у кого-то впечатлительного рядом вырывается разочарованный и почти возмущенный вздох. К нам уже спешит привлеченный странной обстановкой хозяин дома, а взгляды все еще ведут молчаливый диалог.
«Как ты думаешь, что будет, если?..» - лукавые черти тонут в омуте зрачков.
«Два-три обморока и одна истерика, как минимум. И конец работе. А мне хотелось бы пригласить тебя на танец».
«Может быть?»
«Возможно».
Я улыбаюсь одними глазами, и мы вместе следуем за хозяином к бару, оставив в холле разъяренную, но все еще улыбающуюся женщину.
Я беру с барной стойки два бокала белого сухого вина, и этот выбор, сделанный за двоих, не остается незамеченным, порождая ворох разнообразнейших версий. Через полчаса, выходя вслед за тобой на террасу, я слышу за спиной обрывок фразы:
- …не стоит настоящей мужской дружбы. Ни одна, поверь мне, старина.
***
Я стою за твоей спиной, и ты позволяешь себе едва заметно откинуться назад, касаясь меня плечами.
- Интересно, чего она хотела добиться? – отстраненно шепчу я, склоняясь, чтобы коснуться губами твоей шеи.
- Кто? – С искренним, хоть и равнодушным недоумением отвечаешь ты.
- Прости, я не помню ее имени, - усмехаюсь я тебе в ухо.
- Не знаю, - нетерпеливо отвечаешь ты, оборачиваясь, чтобы найти губами мои губы. На несколько минут разговоры становятся такими же бессмысленными, как всегда, когда мы остаемся наедине… Пока за спиной не раздается звон разлетевшегося вдребезги стекла.
В приотворенной зеркальной двери я успеваю увидеть ее сузившиеся от гнева и разочарования глаза, а затем – затвердевшую от негодования удаляющуюся спину.
Ты смеешься:
- Такой вариант для нее чересчур унизителен… А ты хотел пригласить меня на танец.
- Я и сейчас хочу. Твои дела здесь – надолго?
- Месяцев восемь, если повезет, - серьезно отвечаешь ты, глядя в темноту сада, а потом усмехаешься: - По истечении этого срока могу пообещать шокировать вместе с тобой почтенную публику. – в наступившем молчании – напряженный вопрос.
- Я заканчиваю через полгода. Может, позже, - спокойно отвечаю я.
Ты киваешь и со вздохом откидываешься назад, ко мне. Я обнимаю тебя и молчу.
У нас есть полгода.
04-08 января 2007
Танго Размытые туманом огни отражаются в глянце черных речных волн – стройные ряды охраняют гранит набережных, рвутся в небо, заменяя скрытые звезды, огни высоток и подъемных кранов на другом берегу, изящные гирлянды дугами брошены через реку – мосты.
Туман клубится у ног, смазывает перспективу, делает город похожим на влажную акварель, скрадывая и без того тусклые ночью краски середины осени.
Я не тороплюсь. Сейчас, когда после нескольких недель неустроенности и спешки, в моей жизни появилось странное подобие размеренности, мне доставляет удовольствие возвращаться ночами по разным мостам, изучая и сравнивая их строгую грацию. Этим, например, я иду уже в третий раз, почти на час отодвигая возвращение в пустую квартиру, к ровному свечению монитора и тихому ворчанию винтов моего домашнего монстра. Работа до рассвета, часовая пробежка, чтобы размять затекшие мышцы, потом пара часов сна…
В самые темные часы ночи улицы пусты, и город не похож на себя, обретает некое несуществующее измерение. Измерение «Если бы». И нам обоим приятны эти неспешные молчаливые прогулки на двоих.
Облокотившись на витиеватую кованую ограду, я вдыхаю запах влажного ночного воздуха и речной воды, позволяя мыслям течь, как вздумается…
Дробный, сбивающийся перестук каблуков возникает из сгустившегося тумана в двух шагах от меня, и я едва успеваю обернуться на звук, когда она останавливает свой стремительный бег, неожиданно для себя оказавшись в моих нечаянных объятиях.
Растерялась. Не поднимая головы, пытается успокоить дыхание и сообразить, что происходит. Глубоко, быстро и почти бесшумно дышит, поводит узкими плечами, а я, склонив голову, с интересом рассматриваю глянец крупных каштановых завитков ее волос на фоне своего черного пальто.
Для чего она так спешила к ограде, отделяющей тусклое зеркало моста от нескольких секунд полета к ледяной воде?
Шаг назад и гордо вскинутая голова. Непримиримый высокий лоб с властным разлетом бровей, синева глаз пришторена влажным бархатом ресниц. Вздрагивают тонкие ноздри, надменно усмехаются плотно сомкнутые губы, нежный подбородок все еще вздрагивает. Одно их тех лиц, чью яркую красоту не портят даже самые яростные слезы – а они, жгучие, как кислота, снова готовы вскипеть и пролиться на скульптурные скулы, и глаза смотрят мимо меня – куда-то над моим правым плечом.
Узкая ладонь сжимает у горла поднятый воротник распахнутого плаща, комкая облако темно-синего газа, обнимающего хрупкие и сильные плечи.
После недолгого колебания – по-польски:
- Сигарету, пани?
Глаза вспыхивают интересом. Хорошо. Теперь она рассматривает меня, а не ленивые речные волны.
- О, пан поляк? Благодарю, – с царственным кивком извлекает из пачки «Голуаз», что требует некоторой ловкости и немалого опыта при наличии таких вот длинных посеребренных ногтей.
Я только неопределенно киваю, поднося огонек зажигалки к ее сигарете. Подбородок не опускается ни на дюйм, и взгляд – прямо в глаза.
«Только истинная аристократка может так небрежно и терпеливо ждать», - вспоминается мне.
Узкая темно-синяя туфелька опирается носком о завиток ограды, открывая взгляду безупречно стройную лодыжку и высокий подъем стопы, затянутые в черное.
Молчу. Сочувственно затягиваюсь.
Наконец ворох локонов вздрагивает, покоренный узкой ладонью, она глубоко вздыхает, и звучно произносит по-польски:
- Меня… оскорбили.
Я не вслушиваюсь в ее гневный монолог, забавляясь лишь пришепетывающими звуками этого почти игрушечного языка, который кажется гораздо уместнее в этом элегантном и каком-то ненастоящем городке-сувенире, чем в Варшаве или Лодзи-Фабричной, откуда она родом.
Не слишком заурядная фамилия – явно родом из шляхты, но ее происхождение так же мало меня интересует, как ее вопросительный взгляд, и в этот раз я не представляюсь.
Мы выкуриваем еще по одной сигарете, и я не провожаю ее до дома – только с минуту смотрю вслед, наблюдая, как струится вокруг уверенно ступающих лодыжек свинцово-синий край платья. Плащ, спадающий со свободно расправленных плеч, напоминает серые усталые крылья.
Сворачивая в переулок, она не оглядывается.
***
Днем этот мост – один из самых оживленных и шумных, но сейчас торговля заканчивается, остались лишь отголоски того, что творилось здесь два часа назад. Спешная распродажа остатков сувениров, фруктов и пряностей, пустые лотки, ящики… Еще час – и мост будет чисто выметен и станет пешеходным.
Суетливая и громогласная толкотня рынков никогда особенно меня не привлекала, но именно эти моменты перехода из одного состояния в другое мне чем-то импонируют.
Перешагивая через опрокинутые и смятые коробки, обходя сомнительного вида лужи, улыбаясь припозднившимся торговкам, я приближаюсь к самой высокой точке моста – и на мгновение останавливаюсь, словно споткнувшись. Не от неожиданности, само собой – я ждал этой встречи уже несколько дней, но не знал, где и когда она произойдет.
Подходя к тебе, я замедляю и замедляю шаг, пока не останавливаюсь рядом. Мне нет необходимости класть руку тебе на плечо, тебе нет нужды оборачиваться.
Я молча наблюдаю, как ветер треплет легкие светлые пряди надо лбом, расправляя едва заметные завитки и бросая на глаза тревожно скачущие тени, и думаю о том, что и вправду успел забыть твой прямой спокойный взгляд и тень улыбки на бледных губах.
Ты молча протягиваешь открытую пачку, я подношу тебе зажигалку. Спустя минуту ты отпускаешь недокуренную сигарету в недолгий полет к воде и, не глядя, пропускаешь между пальцев длинную прядь моих волос.
Я легко накрываю ладонью сильные пальцы, лежащие на бетоне ограждения.
- Ты здесь по делу? – «Или из-за меня?», будто продолжение прерванного разговора.
- По делам. В основном, - педантично уточняешь ты, а в зрачках разлетаются смехом солнечные бабочки. – Если быть точным, этими делами я мог заниматься еще в трех городах. Как минимум.
«Я тоже скучал», - молчу я. Чуть заметно е движение век: «Да».
Почти семь лет. И мы оба рады встрече.
На прощание я сжимаю твою ладонь и чувствую ответное пожатие – как успокоенный вздох вернувшегося домой после долгой и трудной дороги.
Расходимся мы молча.
***
Даже уютно свернувшись в кресле, так, что узкие ступни почти скрыты складками длинной юбки, она сохраняет невозмутимую стать и достоинство.
Колдуя над джезвой, я наблюдаю за тем, как она изучает обстановку этой квартиры-студии, столь явно рассчитанной на одного, что менее уверенная в себе женщина уже смутилась бы. Но она не пытается принять нарочито хозяйский вид, как большинство дам ее возраста, оказавшихся в такой ситуации – просто осматривается с благосклонным интересом, как монархиня, наносящая визит вежливости. Бледные кисти покоятся на коленях, волосы непринужденно рассыпаны по плечам, брови чуть приподняты, будто вопросительно – и я ловлю себя на мысли, что задавать ей вопрос «что ты здесь делаешь?» было бы столь же неуместно, как предположить, что она следила за мной, чтобы выяснить, где я живу. Впрочем, последнее она подтверждает столь невозмутимым кивком, что остается только восхититься ее самообладанием.
Все же у меня хватает нахальства и любопытства подавая ей чашку с кофе, склониться к самому ее лицу, и глядя в абсолютно спокойные глаза спросить хрипловатым шепотом, так обескураживающим женщин:
- Зачем?
На этот вопрос она отвечает столь подробно и увлекательно, что кофе успевает остыть. Милостиво ожидая новой чашки, она без труда доказывает, что обнаженной, непринужденно устроившейся на тахте, она выглядит не менее царственно.
***
Не открывая глаз, медленно перебираю невесомые густые пряди твоих волос. Я знаю, что в вечерних сумерках они отливают темным золотом. Я помню, как ты щуришь глаза, прикуривая, и что моя ладонь выглядит грубой на фоне твоей нереально светлой кожи, и что раньше волосы были короче, и незаметно было, что они чуть вьются.
Нет нужды спрашивать – достаточно того, что твои пальцы чуть задержались на едва заметном шраме на моем плече. Да, раньше его не было.
Нет сил открыть глаза, подняться – даже заговорить. Весь мир ощущений сузился до наших соприкасающихся тел и наполнился сумеречным покоем и чем-то, чему ни в одном языке нет названия.
Твой голос, как всегда в такие моменты, кажется чуть смущенным, а язык, на котором мы говорим, добавляет ему хрипотцы.
- Не найдешь мне чего-нибудь попить?
Ну да, как я мог забыть.
- Выпить? – переспрашиваю я, воскрешая в твоей памяти наши прежние диалоги, и ты счастливо и беззвучно смеешься мне в плечо…
«Как мне тебя не хватало», - в который раз за день молчу я, и в твоем дыхании слышу ответ.
Поднявшись, направляюсь за томатным соком, не затрудняя себя поисками наспех сброшенной одежды и чувствуя тепло твоего взгляда всем телом.
Когда я наконец, отыскиваю в недрах холодильника заветную коробку – что занимает некоторое время, если учесть, что сам я эту гадость не пью, но всегда почему-то покупаю, ты уже сидишь, скрестив ноги, и пытаешься высмотреть в ворохе одежды на полу свою рубашку.
Устроившись рядом с кроватью, я зачарованно наблюдаю, как ты нетерпеливо припадаешь губами к солоноватой влаге, и губы окрашиваются алым.
- Вампир, - смеюсь я, и ты отвечаешь довольной лукавой улыбкой и поцелуем, явственно отдающим кровью. Провожу пальцами по напряженной спине:
- Шуточки, да? – и рывком прижимаю тебя к разворошенной постели, но ты без труда – хотя и с явно различимым сожалением выскальзываешь из объятий.
Опираясь на согнутую руку, наблюдаю за тем, как ты одеваешься. В молчании отчетливо слышится разочарование.
- Уже почти опоздал, - говоришь ты, мыслями уже не здесь, но в брошенном на меня взгляде – вопрос и ожидание.
Оказавшись рядом, я мимолетно целую тебя, обняв за плечи. Щека касается щеки, твои пальцы зарываются в мою спутанную шевелюру, и эти мгновения кажутся почти бесконечными по сравнению с той четвертью часа, которая осталась на то, чтобы вместе выпить кофе прежде, чем ты исчезнешь. Во взглядах, которыми мы обменяемся на прощание, будет только одно:
«Я знаю».
«Я тоже».
И еще благодарность.
Потому что об остальном нет смысла даже молчать.
***
Лежа на ковре и лениво потягивая глинтвейн, я забавляюсь тем, что наблюдаю, как она тщательно подкрашивает губы, стоя перед зеркалом в чулках и остроносых вечерних туфлях на каблуке. Я уже знаю, что в вечерний наряд – весьма экономного и экстравагантного покроя – она облачится в последнюю очередь. Чего в этом больше – эпатажа, соблазнения или желания любой ценой прибавить себе роста, вполне понятном при ее миниатюрности – меня не интересует. Я просто с удовольствием любуюсь ее уверенными движениями, свободной и непринужденной позой, очертаниями компактного и необыкновенно женственного тела.
…Интересно, ее не смущает собственная безупречность?..
- Ты идешь? – тоном утверждения произносит она, проводя по волосам вынутой из сумки щеткой.
Встав, я отвешиваю ей ироничный поклон:
- Дорогая, разве я могу нарушить свои обещания после того, как ты столь безукоризненно выполнила свои? – И глубокомысленно оглядываю только что покинутый ковер.
Она улыбается с чувством превосходства, явно не уловив ни намека, ни цитаты.
Салон наполняет слишком тяжелый запах духов. Она не возражает, когда я закуриваю – возможно, в благодарность за молчаливое признание ее права вести собственную машину.
Когда темнота сменяется неярким сиянием огней пригородного поселка «не для среднего класса» и автомобиль резко и точно тормозит напротив крыльца, я с безукоризненной и чуть преувеличенной услужливостью распахиваю перед ней тускло блеснувшую дверцу. На брусчатку уверенно ступает сначала остроносая туфелька, затем проливается мерцающая мгла края вечернего платья, вряд ли уместного для дружеской вечеринки в загородном доме на ком-то, кроме нее.
Не глядя сбросив на мои руки длинный плащ, она предстает во всей красе, твердо и грациозно вышагивая по вымощенной дорожке к ступеням. Длинные концы шарфа развеваются за спиной.
Не глядя швырнув плащ на сиденье и захлопнув дверцу, я выжидаю, с насмешливой улыбкой облокотившись на капот, наблюдаю, как она почти незаметно замедляет шаг, и не двигаюсь, пока в растерянности шаги не замирают окончательно. После этого в несколько неспешных шагов догоняю и предлагаю руку – в конце концов, я здесь по ее просьбе и своему обещанию ее сопровождать.
В распахнутые двери мы вплываем респектабельной и блестящей парой.
Меня чинно знакомят с полагающимся по статусу ее спутнику количеством оценивающих взглядов и смущенно-встревоженных улыбок, предлагают неплохого шампанского, и до поры оставляют в покое, но я всей кожей чувствую атмосферу возбужденного и тревожного ожидания, наполнившую дом с ее – или моим? – появлением. Везде, где не мелькает ее надменно вскинутая голова, увенчанная замысловатой диадемой, и не слышится ее бархатистый и уверенный глубокий голос, царят заинтересованные взгляды, понимающие кивки и осторожные разговоры вполголоса.
Кажется, я заражаюсь настроем собравшихся – ожидание заставляет почти бессознательно напрячься при внешней ленивой расслабленности. Со стороны, вероятно, похоже, что я ничем не интересуюсь так, как содержимым собственного бокала, и явно не собираюсь в течение всего вечера покидать удобного кресла.
Неуловимое, невесомое предчувствие вдруг перерастает в уверенность, и я точно знаю, кого увижу в дверях, когда все лица обратятся ко входу и ожидание развязки достигнет апогея.
Ты входишь, со смехом стряхивая с серого полупальто капли начавшегося снаружи дождя, пожимая руки знакомым и любезно кивая дамам. Тебе искренне и неподдельно рады – ты всегда умел расположить к себе, но оживление собравшихся сходит на нет, сменяясь ядовитыми шепотками, когда она оказывается рядом со мной и неторопливо ведет меня к тебе с улыбкой светской львицы и холодным злым блеском в глазах.
Ее голос отчетливо звучит в напряженной тишине, представляя нас друг другу нашими теперешними именами. Кажется те, что стоят ближе, даже дыхание затаили в ожидании скандала, и где им заметить, что даже небрежно целуя ее милостиво протянутую руку, ты продолжаешь смотреть мне в глаза. Лишь когда наше рукопожатие – и молчание – слишком затягиваются, кто-то из нас произносит вежливые и ничего не значащие слова о приятном знакомстве, и у кого-то впечатлительного рядом вырывается разочарованный и почти возмущенный вздох. К нам уже спешит привлеченный странной обстановкой хозяин дома, а взгляды все еще ведут молчаливый диалог.
«Как ты думаешь, что будет, если?..» - лукавые черти тонут в омуте зрачков.
«Два-три обморока и одна истерика, как минимум. И конец работе. А мне хотелось бы пригласить тебя на танец».
«Может быть?»
«Возможно».
Я улыбаюсь одними глазами, и мы вместе следуем за хозяином к бару, оставив в холле разъяренную, но все еще улыбающуюся женщину.
Я беру с барной стойки два бокала белого сухого вина, и этот выбор, сделанный за двоих, не остается незамеченным, порождая ворох разнообразнейших версий. Через полчаса, выходя вслед за тобой на террасу, я слышу за спиной обрывок фразы:
- …не стоит настоящей мужской дружбы. Ни одна, поверь мне, старина.
***
Я стою за твоей спиной, и ты позволяешь себе едва заметно откинуться назад, касаясь меня плечами.
- Интересно, чего она хотела добиться? – отстраненно шепчу я, склоняясь, чтобы коснуться губами твоей шеи.
- Кто? – С искренним, хоть и равнодушным недоумением отвечаешь ты.
- Прости, я не помню ее имени, - усмехаюсь я тебе в ухо.
- Не знаю, - нетерпеливо отвечаешь ты, оборачиваясь, чтобы найти губами мои губы. На несколько минут разговоры становятся такими же бессмысленными, как всегда, когда мы остаемся наедине… Пока за спиной не раздается звон разлетевшегося вдребезги стекла.
В приотворенной зеркальной двери я успеваю увидеть ее сузившиеся от гнева и разочарования глаза, а затем – затвердевшую от негодования удаляющуюся спину.
Ты смеешься:
- Такой вариант для нее чересчур унизителен… А ты хотел пригласить меня на танец.
- Я и сейчас хочу. Твои дела здесь – надолго?
- Месяцев восемь, если повезет, - серьезно отвечаешь ты, глядя в темноту сада, а потом усмехаешься: - По истечении этого срока могу пообещать шокировать вместе с тобой почтенную публику. – в наступившем молчании – напряженный вопрос.
- Я заканчиваю через полгода. Может, позже, - спокойно отвечаю я.
Ты киваешь и со вздохом откидываешься назад, ко мне. Я обнимаю тебя и молчу.
У нас есть полгода.
04-08 января 2007
@темы: Мое
Шей, я пьяна, поэтому оставляю здесь пост, чтобы не забыть, что я хотел сказать. От тебя треба только в ответ оставить пост, типа "да-да, давай уже скажи", чтобы я потом, по трезвости не потеряла этот пост и наконец сказал, что думаю об этом.
Еееееесли бы ты знал, как сложно писать без опечаток под это дело%)))
И настолько всё атмосфЭрно, так затягивающе, что я предлагаю тебе такое дело - написать ещё что-нибудь национально-атмосферное, английское, немецкое, греческое.
От даже как?)) а там из всей Польши только барынька и была))
а так вообще подразумевались Карловы Вары...
ну давай, удиви меня))) можно умылом?
Дак вперед, на умыл)))
И интригующе.
Живые персонажи и точно выверенный стиль.
Необычные описание, особенно людей.
Всё остальное я тебе в аське сказал.
С удовольствием прочитал бы про них больше?
Загадок много... хочется получить разгадки))
В любом случаи, спасибо тебе огромное!
Я получил удовольствие от прочтения.. и сохранил, чтобы перечитать.
Тебе спасибо за подробный "разбор полетов" и ответы на мои доставучие вопросы)
На предмет пожеланий буду подумать, уже самому интересно.
Думай!
Всегда "пожалуйста". Я получил удовольствие и от бесседы, и от текста))
Будем ждать, что будет дальше))
подумал. Таки ты меня загрузил, оно придумывается и я не могу от него отделаться)
*довольно улыбается*
Буду ждать результата.
Действительно, польский дух.. язык действительно очень грамотный. и столько разнообразия в словах. приятно когда словарь автора больше стандартного набора синонимов и выражений *вздохнула, вспоминая многочисленные фики в которых если солнце яркое, небо синее, а напуганный человек смертельно бледен*.. сюжет интересный.. два таких "заговорщика".. а женщина сильно промахнулась с своими интригами, что весьма приятно) качественные и берущие за душу зарисовки.. над ними надо именно "думать", а это сейчас редкость, в эпоху нс-шности и pwp
Не знаю, не знаю, мне как-то часто качественные тексты попадаются. Хотя может, это потому, что я читаю мало фиков, и преимущественно по настоятельной рекомендации людей, чьему вкусу я доверяю.
Ну я сейчас достаточно редко читаю, но периодический "поход" по знакомым и новым форумам и сайтам удовольствия не доставляет, увы..
Тут уже написали про атмосферность. Про правильный язык. Твой безукоризненный язык, кстати, меня восхищает все время.
Теперь касательно текста. Нат, я поражена. Поразительно достаточный текст. Ни слова лишнего, ни слова нехватающего. Просто что-то неописуемое. Просто - с каждой новой фразой вырастает картинка. Это меня лично всегда подкупает очень.
И... знаешь, это очень как-то интересно - на мгновение увидеть что-то чужими глазами.
Это к слову о "увидеть чужими глазами". Я думаю, про мою ассоциацию себя с главным героем и так все ясно))
Вообще спасибо. Очень ценю такую оценку именно от тебя, твое мнение мне важно и ценно. Скажем так, я обнаружил, что ты для меня входишь в референтную группу в некотором роде, так что твоим отзывам, в том числе и критическим, буду всегда рад.
Мне очень понравилось подчеркнутое как бы противопроставление отношений. Фальшь - и настоящесть. Ты - и она. Очень любопытный прием.
Он получился наполовину спонтанно, но мне понравился очень, именно передает уровень близости, что ли.
Единственное, что мне не слишком нравится - к сожалению, не удалось достойно развить отчетливый рефрен с мостами, это жаль, но, может, в другой раз)
А мосты изначально разные подразумевались, просто я это отчетливо не прописал.